Заметки онкопациента

В качестве комментария к результатам опроса «Улицы Московской» о здоровье и здравоохранении предлагаем рассказ жительницы Пензы, которая пожелала сохранить анонимность, чтобы никого не обидеть.

До недавних пор с системой здравоохранения я сталкивалась только во время диспансеризации. Я обычная женщина средних лет: не курю, пью вино по праздникам, при возможности стараюсь ходить пешком и от диспансеризации не отлыниваю.
Мы же все наслышаны о раке молочной железы, что это самый распространенный вид рака у женщин. И после сорока лет я раз в два или три года, как положено, делала маммографию. За пару лет до пандемии как раз настало время очередной.
В нашей поликлинике аппарат опять не работал. И я стойко потащилась в другой район. Рентгенолог, суровая немногословная женщина, написала рекомендацию дальнейшего исследования УЗИ. На мои тревожные вопросы отвечала, что все решает врач, а она лишь заметила, что заметила.
«Да эти рентгенологи – перестраховщики. Живите спокойно, ничего у вас нет, все хорошо», – сказал мне врач, делавший УЗИ в поликлинике.
У терапевта и речи не было о направлении к маммологу: врач УЗИ же написал, что все в норме.
Подруга советовала все же записаться к признанному светиле-маммологу на платный прием. Но добираться до его кабинета было страшно неудобно, и запись только на месяц вперед, и с деньгами у меня в тот момент был жуткий напряг, буквально каждая сотня на счету.
Знакомый акушер-гинеколог со словами «тоже наш орган» посмотрела меня и тоже успокоила: все нормально.
И я к светиле не пошла и напрочь забыла об этом инциденте: мне же несколько врачей сказали, что все в порядке.
А потом пандемия, самоизоляция… Не до диспансеризации совсем. Мы сидели, ковидом запуганные, и все больницы за три километра обходили.
И тут я (как многие женщины – совершенно случайно) замечаю у себя «что-то». Стараясь не паниковать, звоню в поликлинику: что делать-то?
Регистратор спрашивает: «Диспансеризацию проходили в этом году?» – «Нет», – говорю. Она меня сразу записала, как бы по диспансеризации, на маммографию. А на УЗИ (вам, говорит, все равно нужно будет) только через неделю или две, раньше все занято было.
Рентгенолог (уже в моей поликлинике) выдал мне протокол обследования с аббревиатурой BR-2. Врач УЗИ (уже не тот, что до пандемии) написала BR-4. Как я выяснила через поисковик, первое означает по международной классификации доброкачественные изменения, а второе – подозрение на злокачественность новообразований в молочной железе.
С этими результатами меня отправили к общему онкологу в поликлинике. Конечно, не на следующий день записали, но довольно быстро. Только не в нашей, потому что у нас онколога нет.
Роль онколога в поликлинике заключалась в том, чтобы записать меня на прием к специалисту в областной онкодиспансер. Надо отдать должное, он старался найти запись поближе. В итоге нашел раньше, чем через месяц.
Онколог в диспансере был очень внимателен, сказал, что ничего плохого не находит, и велел повторить УЗИ в диспансере – и там ничего подозрительного не увидели: «Ох уж эти узисты в поликлиниках, перестраховщики».
Мне рекомендовали пить мастодинон и прийти через 3-4 месяца.
Но в этот раз я параллельно все-таки записалась на платный прием. И, как оказалось, очень правильно сделала.
После осмотра врач сказал, что рекомендует удалить образование независимо от результата биопсии, которую он тут же и сделал. (Насколько мне известно, единственная лаборатория в Пензе, которая исследует рак, – в онкодиспансере, туда посылают материалы на анализ из всех платных клиник).
Опуская подробности, скажу итог. Мне удалили часть молочной железы с диагнозом рак первой стадии.
А какая стадия была бы, если бы я ждала 3-4 месяца? Как говорят, одно из последствий пандемии ковида – что даже обычно менее агрессивные виды рака развиваются быстро. И во время лучевой терапии я слышала такие истории, что человека отправляли «наблюдаться», а на очередной прием приходит – уже метастазы.
Вот и получается, что врачи вроде есть, оборудование есть, а настоящих специалистов сколько?
***
Работу со всеми этими предварительными хождениями по врачам совмещать сложновато, особенно потому, что не хочется никому рассказывать про свой диагноз, сначала еще вероятный.
Ведь на прием идешь как бы ко времени, но все равно ждешь подолгу, потому что постоянно непредвиденные обстоятельства у кого-нибудь, из-за чего очередь задерживается.
Помню, зимой пришла за полчаса до начала работы поликлиники и только 8-й или 10-й оказалась. Дальше предбанника до без десяти восемь не пускают никого. Представляете, как перед гардеробом все толпились на пятачке два на два?.. А женщина, которая первая в очереди, сказала, что она в 7 утра в поликлинику пришла, когда еще закрыто было. А на улице, между прочим, минус двадцать.
К каким-то специалистам и на обследования записать может только участковый – значит, сиди в очереди за направлением. Результаты забрать – «в компьютере у врача», в регистратуре их посмотреть и распечатать не могут. Значит, опять сиди в очереди. Если повезет и врач на приеме с медсестрой, то к ней своя очередь из таких двух-трех незаписанных человек «только результаты узнать».
То есть ради биохимического анализа крови надо ходить в поликлинику трижды: за направлением, сдавать и за результатом. А сдавать анализы надо часто (например, какие-то показатели не в норме), и действительны они всего несколько дней.
Вроде бы цифровизация. Но результаты анализов из поликлиники на прием в онкодиспансер надо нести в бумажном виде.
Спрашиваю в регистратуре: «Если анализ «в компьютере», как вы говорите, значит, в онкодиспансере его увидят?» – «Нет, не увидят, – отвечают, при мне предварительно проконсультировавшись по телефону. – У них в ООД другая программа». Вот тебе и компьютеризация.
Наверное, это мелочи, на которых зацикливаться не стоит. Но, когда впервые с этим сталкиваешься, ощущаешь легкий шок.
По утрам к онкодиспансеру народ тянется как на фабрику. И старые, и молодые. На консилиум перед назначением терапии – толпа, зато вылетают через минуту. Ощущение, что ты на конвейере.
Мне повезло. Во-первых, прооперировали вовремя. Во-вторых, необходимый для лучевой терапии аппарат работал. А для лечения каких-то других видов рака аппарат не могли починить чуть ли не год, и пациентов посылали в другую область – так словоохотливые вахтеры рассказали.
Я живу – и это здорово. Спасибо хорошим врачам. А остальное, наверное, не столь важно.